Родился 12.10.12 г. в селе Голубовка Новомосковского района Днепропетровской области, в многодетной крестьянской семье. Украинец. С 1914 г. жил в селе Пахомовка Павлодарского уезда. Вскоре его отца призвали в армию. Семья жила впроголодь, в постоянной нужде, хотя родственники и помогали. Отец вернулся в 1917 г. на костылях.

В 1923 г. вся семья перебралась в село Звериноголовское Курганской области. Григорий зимой учился в сельской школе, а летом работал подпаском. В 1924 г. он стал пионером.
В 1927 г. Григорий поступил в школу крестьянской молодежи. В школе преподавали обществоведение, основы агрономии и организации кооперативного сельского хозяйства, а на опытных участках выращивали разнообразные злаки, овощи, ягоды, заготавливали сено.
С 1928 г. он жил в интернате при школе, так как его родители переехали в деревню Мочалово, а затем в г. Курган. Всего в интернате жило более тридцати человек. Интернатовцы бесплатно питались и получали до пяти рублей в месяц на приобретение учебных принадлежностей. Школа имела небольшое подсобное хозяйство, двух лошадей, корову. Григорий был председателем хозяйственной комиссии.
В 1928 г. Кравченко вступил в ВЛКСМ. Вскоре его избрали членом бюро ВЛКСМ школы. Он ходил с товарищами по окрестным селам, разъяснял людям план кооперирования сельского хозяйства, помогал на местах заготовлять хлеб, изымать излишки зерна у кулаков и подкулачников. В декабре 1929 г. его избрали членом райкома ВЛКСМ и внештатным секретарем райкома. Кроме того он являлся уполномоченным райкомов ВЛКСМ и ВКП(б), а также райисполкома, в селах района.
В 1930 г. Кравченко окончил школу крестьянской молодежи и поступил в Пермский землеустроительный техникум, который вскоре был переведен в Москву. Однако проучился он в техникуме только один год.
Когда зимой 1931 г. было опубликовано обращение IX-го съезда ВЛКСМ с призывом «Комсомолец — на самолет!», ответ советской молодежи был единодушный «Дадим сто тысяч летчиков!». Григорий воспринял призыв как лично к нему обращенный и, не откладывая ни дня, подал заявление с просьбой направить его в авиацию. По спецнабору ЦК ВКП(б) в мае 1931 г. он был направлен в 1-ю военную школу летчиков им. тов. Мясникова в Каче.
В РККА с 1931 г. Член ВКП(б) с 1931 г. В авиашколе он освоил самолеты У-1 и Р-1. Учебную программу настойчивый и дисциплинированный курсант прошел за 11 месяцев.
В 1932 г. он окончил 1-ю военную школу летчиков им. тов. Мясникова, и как отличный мастер пилотажа, был оставлен в ней летчиком-инструктором.
В школе пилотов действовала «сквозная» система обучения курсантов: один и тот же летчик-инструктор обучал учлетов от первого полета до выпуска из училища. Это обеспечивало индивидуальный подход к обучаемому.
Генерал-полковник авиации Шинкаренко, бывший курсант Кравченко, рассказывает: «Кравченко… вновь и вновь напоминает, как важно распределять внимание на взлете, наборе высоты, на развороте, планировании и, конечно, на посадке. Он что-то чертит на доске, сопровождает свои объяснения шуткой о велосипедисте, которого на ровной полянке тянет к единственному на пути дереву».
С 1933 г. служил в 403-й иаб, которой командовал комбриг Пумпур. Быстро освоил истребители И-3, И-4, И-5. В служебной аттестации отмечалось: «Моторы, самолет и вооружение знает хорошо. К полетам тщательно готовится. На инспекторской проверке занял первое место по технике пилотирования. Огневая подготовка и стрельба — отличные. Программу слепых полетов проходит успешно. Достоин продвижения на должность командира звена во внеочередном порядке»
С 1934 г. служил под Москвой в 116-й истребительной эскадрилье особого назначения под командованием полковника Сузи . Был командиром звена.
Эскадрилья выполняла спецзадания НИИ ВВС РККА. Летчики эскадрильи испытывали новые самолеты авиационные приборы в самых сложных условиях. Они вели тренировочные воздушные бои, учились групповой слетанности, овладевали техникой высшего пилотажа, искали новые способы боевого применения истребителей. Кравченко участвовал в испытаниях динамореактивных авиационных пушек Курчевского АПК-4бис на истребителях И-Z.
25.05.36 г. за успехи в боевой, политической и технической подготовке старший лейтенант Кравченко был награжден орденом «Знак Почета».
Вскоре его назначили командиром отряда. Однажды во время испытаний в одном вылете за 140 минут он совершил 480 фигур высшего пилотажа.
Эскадрилья особого назначения подчинялась непосредственно наркому обороны Ворошилову. По его приказу летчики участвовали в парадах, над Тушинским аэродромом летали связанной пятеркой, выполняя фигуры высшего пилотажа.
В августе 1936 г. Кравченко был награжден грамотой ЦК ВЛКСМ и Центрального Совета Осоавиахима СССР за отличную работу по подготовке и проведению авиационного праздника, состоявшегося 24.08.36 г.
Но не всегда праздники заканчивались поощрениями. Однажды эскадрилья возвращалась из Москвы после очередного парада. Полковник Сузи разрешил летчикам минут пять полетать над военным городком в честь праздника. Прошло время, все машины уже приземлились, а Кравченко все крутил фигуры над церковью, едва не касаясь ее куполов.
— Вот негодник, что вытворяет! — возмущался Сузи.
Когда «негодник» приземлился, то получил крепкий нагоняй от командира.
— Ты что же, голубчик, делаешь?! Жить надоело? Под арест!
Объявленное взыскание Кравченко в назидание остальным отбывал на гаупвахте.
В феврале 1938 г. старший лейтенант Кравченко был направлен в Китай для оказания помощи китайскому народу в борьбе с японскими захватчиками. Скорый поезд доставил советских добровольцев в Алма-Ату. Далее уже на транспортных самолетах они летели до Ланьчжоу, а затем через Сиань и Ханькоу до базы в районе Наньчана.
Участвовал в народно-освободительной войне в Китае в апреле-августе 1938 г. Совершил 76 боевых вылетов, провел 8 воздушных боев, лично сбил 3 бомбардировщика и 1 истребитель противника.
29.04.38 г. в небе над Ханькоу состоялось боевое крещение Григория Кравченко. С той и другой стороны в бою участвовало более сотни самолетов. Поединки между истребителями шли на всех высотах. В этой «карусели» с земли трудно было разобраться, где свои, где чужие. Беспрерывно ревели моторы и трещали пулеметы. Ничего подобного по своим масштабам и результатам история авиации еще не знала. Китайский журналист Го Можо, наблюдавший за этим боем, писал: «У англичан есть специальный термин для определения жаркого воздушного боя — «дог файтинг», что значит «собачья схватка». Нет, я бы назвал этот бой «игл файтинг» — «орлиной схваткой». Из 54 самолетов противника, участвовавших в налете, был уничтожен 21 (12 бомбардировщиков и 9 истребителей). Наши потери составили 2 машины.
Гвардии генерал-лейтенант авиации Слюсарев вспоминает: «Во время знаменитого воздушного сражения 29 апреля Кравченко сбил два японских бомбардировщика.
— Когда взлетел, набрал высоту и осмотрелся, то в воздухе уже шли одиночные бои, — рассказывал потом Григорий. — И-15 раньше «ласточек» вступили в бой с японскими истребителями и разбили их на мелкие группы. Идущие вслед за ними бомбардировщики не выдержали натиска советских летчиков, стали сбрасывать куда попало свой бомбовый груз и на предельных скоростях поворачивать обратно.
Кравченко не заметил, как очутился возле японского бомбардировщика. «Лишь бы не сплоховать, — думал Григорий. — Надо подойти ближе…» Вот цель уже рядом, всего каких-нибудь метров 100-75-50. Пора! Дробно стучит пулемет, поток зажигательных и трассирующих пуль скрывается в правом борту под мотором противника. Кравченко увидел, как из бомбовоза вырвался черный столб дыма. Самолет противника перешел в левую спираль и с задранным правым крылом стал терять высоту.
— Есть первый! — громко воскликнул Кравченко. — Кто следующий?
В этом бою Григорий Кравченко сбил еще один бомбовоз, но сам попал в трудное положение. Когда он, оторвавшись от основной группы наших истребителей, добивал второй бомбардировщик, то внезапно услышал, как по его самолету ведут огонь. Сделав крутой разворот и выйдя из прицельной трассы, он оглянулся назад и увидел преследующий его японский истребитель И-96. Из пробитых баков самолета хлестал бензин и горячее масло. Оно залило очки и обожгло летчику лицо. Сорвав забрызганные маслом очки, Григорий сам перешел в лобовую атаку, но японец вывернулся и стал уходить на большой скорости — он увидел, что на помощь советскому летчику спешил другой самолет. Это был Антон Губенко. К этому времени мотор на самолете Кравченко, сделав несколько перебоев, зачихал и смолк. Самолет резко стал терять высоту. Все время до вынужденной посадки Григория сопровождал и прикрывал от атак самураев его друг Губенко. Посадив удачно свою «ласточку» с убранными шасси на рисовое поле, Кравченко выскочил из кабины и помахал руками своему другу — все в порядке. Только после этого Антон, качнув крыльями своего самолета, улетел на аэродром ».
4.07.38 г. в воздушном бою Кравченко подбил бомбардировщик. Внезапно он заметил, как несколько японских истребителя атаковали Губенко. Григорий бросился на помощь товарищу, отогнал японцев и сбил при этом один И-96.
Рассказывает Слюсарев: «Кравченко заметил, что… Антона атаковало четыре самурая. Поспешив на помощь, Григорий в лобовой атаке с хода сбил один вражеский самолет, но остальные три подожгли «ласточку» Антона. Он выбросился с парашютом, но самураи преследовали его и били по нему из пулеметов. Кравченко, охраняя друга, прицельными очередями не давал возможности врагам приблизиться к снижающемуся на парашюте Губенко. Он сопровождал его в воздухе до тех пор, пока Антон не приземлился недалеко от нашего аэродрома ».
А вскоре в воздушном бою сбили самого Кравченко.
Генерал-полковник авиации Полынин рассказывает: «В воздушном бою Григорию Пантелеевичу удалось сбить один вражеский самолет. Он погнался за вторым. Но неожиданно откуда-то вынырнувшие два японских истребителя взяли его в клещи, и его машина загорелась. Пришлось выбрасываться с парашютом.
— Приземлился прямо в озеро, — рассказывал Кравченко. — Правда, место неглубокое, вода чуть выше пояса. Отстегнув лямки парашюта, тяну полотнище к себе. А из камышей выплывает лодка. Старик китаец толкает ее шестом. Подплыл ко мне, глаза злые, кричит:
— Джапан?
— Какой джапан? – отвечаю. — Русский я, русский.
— Рус? Рус? – сразу повеселел старик. Подтолкнул лодку ближе и протянул руку.
— Ты, Гриша, расскажи, как тебя китаец водкой угощал, — с усмешкой сказал Рытов, выезжавший на поиски Кравченко.
— А что тут особенного, — застеснялся Григорий Пантелеевич. — Водка как водка. Только горячая.
— Кое-что ты не договариваешь, брат, — не отступал военком. И, обращаясь к сидящим рядом, продолжал: — Захожу я это в фанзу и вижу: наш Гриша, как богдыхан, сидит на ценовке, потом обливается, полотенцем утирается. Увидел меня, глаза сощурил и смеется. А китайцы наперебой угощают его горячей водкой. Он так пришелся им по душе, что еле отпустили. Всей деревней провожали ».
Генерал-полковник авиации Рытов так вспоминал об этом случае: «Рыбаки накормили Кравченко, а когда высохла одежда, посадили его в паланкин и понесли в свой поселок. Им пришлось идти около двадцати километров.
Я разыскал Григория в рыбацкой хижине. Он сидел на циновке и, прихлебывая из маленького сосуда подогретую китайскую водку, что-то объяснял жестами собравшимся вокруг людям. Крепкий, широкоплечий, с могучей шеей и шапкой каштановых кудрей, он выглядел богатырем среди китайцев. Хотя ростом был невелик.
Когда мы собрались уходить, провожать Григория вышли все жители поселка. Низко кланяясь, они наперебой жали ему руку, приговаривая:
— Шанго, шибко шанго.
Благосклонное отношение местного населения к Григорию Кравченко во многом объяснялось тем, что у него оказался с собой документ. Это был квадратный кусок шелковой материи, на котором синей краской было начертано несколько иероглифов и стояла большая четырехугольная красная печать. В безымянном «паспорте» китайским властям и всем гражданам предписывалось оказывать предъявителю этого документа всяческое содействие ».
Генерал-майор авиации Захаров рассказывает: «Отряд возвращался назад, в Наньчан… В моей машине забарахлил мотор… Я приземлился на берегу реки…
Мой самолет погрузили на специальный плот. До Ганьчжоу я, однако, не добрался, попал в какой-то небольшой городок. Оттуда связался с Наньчаном.
Китайские власти из центра передали, чтобы «командира русских летчиков Захарова» встретили со всеми почестями, которые надлежит оказывать «важному гостю». Я нервничал, поскольку подозревал, что мой «гостевой визит» грозит затянуться.
На счастье, из-за какой-то пустяковой неполадки в моторе в этом городке совершил посадку Кравченко. «Злоупотребив» властью командира, я вылетел в Наньчан на его самолете, а Кравченко предстояло выдержать перегрузку восточного гостеприимства.
Через несколько дней он был уже неплохим знатоком китайских обычаев и мог рассуждать о достоинствах национальной кухни. «Не мог же я подрывать основы дипломатии, — по-своему объяснял свои новые познания Гриша, — вот в течение этих дней и выдерживал многократные перегрузки».
В воздушных боях Кравченко проявлял невиданную дерзость.
Вспоминает Слюсарев: «Однажды Кравченко заметил, как в разрывах между облаками курсом на Ухань шли девять двухмоторных бомбардировщиков… Взмыв свечой ввысь, и маскируясь в облаках, Кравченко врезался в их строй и пристроился под «брюхом» ведущего. Короткими очередями он начал расстреливать японца почти в упор. Флагман закачался, черные клубы дыма вырвались из бензобаков. Едва Григорий успел отлететь от вражеского самолета и скрыться в облачности, как «мицубиси» взорвался в небе. Вскоре подошли остальные наши истребители, и вместе с ними Кравченко продолжал атаковать противника ». Это был его последний бой в небе Китая.
14.11.38 г. старший лейтенант Кравченко был награжден орденом Красного Знамени.
В конце декабря 1938 г. ему было присвоено внеочередное воинское звание майор. Он продолжил службу в НИИ ВВС, в отряде Стефановского.
В декабре 1938 — январе 1939 гг. Кравченко провёл государственные испытания истребителя И-16 тип 10 с крылом «М», в феврале-марте 1939 г. — И-16 тип 17. Кроме того, он провёл ряд испытаний истребителей И-153 и ДИ-6.
22.02.39 г. за образцовое выполнение специальных заданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и за проявленное геройство майор Кравченко Григорий Пантелеевич был удостоен звания Герой Советского Союза. После учреждения медали «Золотая Звезда», как знака особого отличия для Героев Советского Союза, ему была вручена медаль № 120.
В конце мая Кравченко и Рахова срочно, прямо с аэродрома, вызвали в Москву, в Управление ВВС. Здесь, в приемной командарма 2-го ранга Локтионова, они увидели много знакомых летчиков, оживленно разговаривавших между собой. Вскоре их пригласили в кабинет начальника Управления ВВС. Локтионов сообщил, что все они, двадцать два летчика, по персональному списку вызваны на совещание к наркому обороны Ворошилову.
29.05.39 г. с Центрального аэродрома им. Фрунзе группа из 48 летчиков и инженеров, имевших боевой опыт, во главе с заместителем начальника Управления ВВС комкором Смушкевичем вылетела на трех транспортных самолетах «Дуглас» по маршруту Москва — Свердловск — Омск — Красноярск — Иркутск — Чита для укрепления частей, участвующих в советско-японском конфликте у реки Халхин-Гол. Провожать их приехал сам Ворошилов, который запретил вылет, пока не доставили для всех парашюты.
2.06.39 г. Кравченко прибыл в Монголию и был назначен советником в 22-й иап. После гибели в бою комполка майора Глазыкина , а затем помкомполка капитана Балaшева , был назначен командиром полка.
23.05.39 г. 22-й истребительный авиаполк прибыл в Монголию. Первые бои полк провел крайне неудачно . Было сбито 14 наших самолетов. 11 летчиков погибли. Японцы потерь не имели.
Японская авиация господствовала в воздухе, оказывая поддержку своим наземным частям. Нашим истребителям пришлось вступать в бой с ходу, без предварительного изучения района боевых действий, при весьма отрывочных и неполных данных об обстановке. Молодые неопытные пилоты рвались в бой, но одной смелости и ненависти к врагу для победы было недостаточно.
Опытный пилот и боевой летчик майор Кравченко смог воодушевить летчиков и переломить ситуацию.
Генерал-майор авиации Ворожейкин вспоминает: «Кравченко, осмотрев изрешеченный японскими пулями самолет, собрал возле машины всех летчиков. Его усталое лицо было недовольно, сощуренные глаза строго поблескивали. Подчиненные проявляют иной раз удивительное чутье, угадывая настроение старшего начальника, но тут решительно никто не знал, чем могло быть вызвано неудовольствие боевого командира. Приземистый, крепко сбитый Кравченко стоял, облокотившись на самолет, погруженный в раздумье, и, казалось, никого не замечал. Трубаченко , посмотрев на широкую грудь нового командира с тремя орденами, несколько робко, словно бы за ним была какая-то вина, доложил о сборе летчиков… Кравченко, выжидая, когда все умолкнут, встал и взглянул на изрешеченный самолет. Его лицо снова стало угрюмым, в сощуренных глазах блеснули сухие огоньки.
— Теперь полюбуйтесь! — голос его грозно возвысился. – Шестьдесят две пробоины! И этим некоторые еще гордятся. Считают дырки доказательством своей храбрости. Срам это, а не геройство! Вы взгляните на входные и выходные отверстия, пробитые пулями. О чем они говорят? Вот здесь японец дал две длинные очереди, и обе почти строго сзади. Значит, летчик зазевался и проглядел противника… А по глупости, по своей невнимательности погибнуть — честь не велика… Шестьдесят две пробоины – тридцать одна пуля. Да этого больше чем достаточно, чтобы летчик лежал где-нибудь в степи под обломками своего самолета!.. А из-за чего, спрашивается? Допустим, вы много летаете, устаете, это притупляет бдительность. Но ведь хозяин этой-то машины сделал сегодня только три вылета, я специально поинтересовался. И вообще заметьте: анализ говорит, что в большинстве случаев летчиков-истребителей подбивают на зевках… Молитесь Поликарпову, что он сделал такой аэроплан, который фактически-то, если умело воевать, японские пули не берут!..
В его голосе, немного глуховатом, твердо звучала та сила правоты и ясности, которая бывает свойственна опытным и храбрым командирам. Свою речь Кравченко сопровождал движениями кистей рук, один согласный взмах которых, случалось, говорил во сто раз больше, чем самое обстоятельное толкование какого-нибудь неожиданного, внезапного маневра…
— Ошибка некоторых летчиков как раз в том и заключается, что они, обнаружив позади себя противника, уходят от японца только по прямой, стараясь скорее оторваться за счет скорости. Это неправильно и очень опасно. Как лучше действовать? Главное условие успеха в воздушном бою — стараться на большей скорости и с высоты решительно атаковать противника, невзирая на его численное превосходство. Затем, используя скорость разгона, отрываться от врага и снова занимать исходное положение для повторной атаки. Когда же повторная атака почему-либо невыгодна, нужно подождать, удерживая вражеских истребителей на таком расстоянии, которое обеспечивало бы вам разворот с целью лобовой атаки. Постоянное стремление атаковать — верное условие победы. Мы должны осуществлять наступательную тактику так, чтобы наш самолет, обладая преимуществом в скорости и огневой мощи, всегда походил на щуку среди плотвичек!..
Кравченко, прищурив глаза, вспыхнул той стремительной энергией, которая бывает у людей, идущих в атаку; видно, он на мгновение вообразил себя в бою.
— На то мы и называемся истребителями, чтобы истреблять противника!..
Да, советы Кравченко падали на благодатную почву. И когда разбор закончился, командир полка с легкостью, неожиданной для его грузноватого тела, занял свое место в кабине И-16 и ушел в небо красивым, стремительным почерком, я очень остро почувствовал, как велика дистанция между опытом, которым владеет он, и тем, что успел усвоить я ».
О непревзойденном боевом мастерстве Кравченко свидетельствует и результат показательного воздушного боя, проведенного в начале августа между ним и командиром группы И-153 полковником Кузнецовым. При первом сближении уже на третьем вираже И-16 зашел в хвост «Чайке», при втором — это произошло уже через два виража.
Генерал-майор авиации Смирнов вспоминает: «…Григорий иногда не прочь был подчеркнуть в разговоре присущую ему храбрость и презрение к опасности. Но это получалось у него как-то, между прочим, без принижения достоинства товарищей. Летчики, хорошо знавшие Кравченко, обычно прощали ему некоторую нескромность характера за его действительно беззаветную храбрость, проявленную им в боях с японцами в Китае…
Кравченко протянул мне раскрытый портсигар и, прищурив свои всегда немного смеющиеся глаза, спросил:
— В бою был?
Я кивнул.
— Сбил?
— Нет.
Григорий удивленно поднял брови.
— А вот Виктор одного смахнул!
Но мне показалось, что дело не в Рахове, а просто Григорию захотелось напомнить о том решающем моменте боя, когда несколько наших летчиков во главе с ним, Лакеевым и Раховым удачно разметали ведущую группу японских самолетов.
Я взял папиросу и сказал Григорию, что для меня этот бой был первым знакомством с японскими летчиками, да и сбить не так-то просто в такой карусели.
Григорий хлопнул меня по плечу:
— Ничего, Боря, не тужи, было бы хорошее начало, а твои от тебя не уйдут! ».
27.06.39 г. сто четыре японских самолета, тридцать бомбардировщиков и семьдесят четыре истребителя, поднялись в воздух и взяли курс на Тамсаг-Булак и Баин-Бурду-Нур.
В 5.00 на Тамсаг-Булак, где базировался 22-й иап, посыпались бомбы. Японцы сбросили около сотни бомб калибром от 10 до 100 кг, но большинство их на территорию аэродрома не попало. Жертв и разрушений также не было. Зенитки открыли огонь. Часть советских истребителей в это время выруливала на взлет, другие уже набирали высоту.
Всего в воздух поднялись тридцать четыре И-16 и тринадцать И-15бис. В ходе воздушного боя над Тамсаг-Булаком летчикам 22-го иап удалось сбить пять японских самолетов, из них два бомбардировщика. Наши потери составили три И-15бис и два летчика.
При налете на Баин-Тумен был сбит, взлетевший на перехват И-15 бис.
Налет японцев на Баин-Бурду-Нур (аэродром 70-го иап) был более успешным. Два И-16 сгорели на стоянке. На взлете было сбито девять И-16 и пять И-15 бис. Погибло семь летчиков.
Всего за этот день советские ВВС потеряли девять летчиков и двадцать самолетов (одиннадцать И-16 и девять И-15 бис). Это был самый крупный урон за все время конфликта.
Майор Кравченко увлекшись преследованием разведчика Кi-15, улетел далеко в глубь маньчжурской территории. Он сбил японца, но на обратном пути из-за недостатка горючего был вынужден сесть «на брюхо». К счастью он успел перелететь западное ответвление Халхин-Гола и приземлился на своей территории.
Кравченко нарвал травы, прикрыл связанными пучками винт, как смог замаскировал самолет, который он посадил между сопками. Он попытался снять компас, но без ключа отвернуть гайки не смог. Ни фляги с водой, ни еды не имелось, была только одна плитка шоколада. Ориентируясь по солнцу и часам, Кравченко пошел на юго-восток. Стояла нестерпимая жара, мучила жажда. Через некоторое время он с радостью увидел озеро. Снял сапоги, зашел в воду. Но вода оказалась горько-соленой. Когда он вышел на берег и стал обуваться, сапоги не налезли на распухшие ноги. Пришлось их обернуть портянками и идти так.
На второй день пути пролился небольшой дождь. И снова — иссушающая жара и жажда, а вскоре к ней присоединился и голод. Он нашел солодковый корень и побеги дикого лука. Напился из лужи. Идти было трудно, болели и кровоточили пораненные стерней ноги. Наступила вторая ночь. Кравченко уснул, но ненадолго. Он засыпал и просыпался от озноба — ночи в Монголии холодные.
Утром ноги отказались идти. Огромным усилием воли заставил себя подняться и продолжать движение. Знал, что в этом — единственное спасение. Временами на ходу мгновениями терял сознание, иногда перед ним возникали миражи.
На исходе третьего дня Кравченко увидел проезжавший мимо грузовик. Он выстрелил из пистолета в воздух. Грузовик остановился. Водитель увидел приближающегося человека, открыл дверцу и выскочил из кабины с винтовкой. Обросший, изможденный, с искусанным москитами лицом, Кравченко еле держался на ногах, обмотанных самодельными портянками, на которые израсходовал верхнюю одежду. Губы обметало, язык распух от жажды, он не мог говорить, а только шептал: «Свой я, братишка, свой! Я летчик Кравченко. Пить!..»
Шофер дал ему фляжку с водой. В это время подошла легковая машина. Из нее вышел капитан. Кравченко посадили в машину и через полтора часа привезли к штабу армейской группы, располагавшемуся на горе Хамар-Даба. Его узнали.
— Да это же Кравченко! А мы тебя ищем все три дня!..
Искали Григория Кравченко и на машинах, и на самолетах, искали его и монгольские конники. Маршал Чойбалсан звонил через каждые три часа в штаб авиации. Но монгольская степь широка и необъятна. Нелегко найти в ней человека.
В Москву телеграмму о гибели командира полка пока не послали. Надеялись, что найдут или сам выйдет. Подобные случаи в полку уже были.
Как только ему была оказана первая помощь, Кравченко потребовал, чтобы его отправили в полк. Несмотря на мнение врачей, настаивавших на отправке в госпиталь, ему удалось добиться своего. Ночью его отвезли в родной полк. А уже на следующий день он снова участвовал в боевых вылетах.
Генерал-майор авиации Смирнов рассказывает: «Из одного воздушного боя не вернулся Григорий Кравченко. Из нашего штаба начались телефонные звонки по всем двадцати восьми аэродромным точкам с одним и тем же вопросом: не произвел ли посадку Кравченко? Но его нигде не было. Запросы шли и шли до позднего часа. Трудно было представить себе, что Григорий сбит в воздушном бою. Не хотелось верить в это и потому, что Кравченко имел большой боевой опыт, и потому, что он уже не раз выходил из самых трудных положений…
Прошла ночь. Утром с переднего края противника заговорили громкоговорители: советский летчик Кравченко добровольно перелетел к японцам и призывает всех последовать его примеру! Передачи шли на чистом русском языке, видимо, их вели белогвардейцы. В полдень японские самолеты сбросили листовки, в которых снова говорилось о добровольном перелете Кравченко. Мы, его близкие друзья, тяжело переживали потерю старого товарища, перебирали все варианты и каждый раз приходили к одному и тому же, наиболее вероятному выводу: видимо, Григорий был сбит, опознан японцами, а дальше все шло логично — противник, пользуясь методом ложной информации, пытается деморализовать красноармейцев на переднем крае. Непонятным оставалось одно: как могло случиться, что никто не видел, где и при каких обстоятельствах сбит Кравченко. Только один летчик утверждал, что он видел, как Кравченко резко пошел в набор высоты, преследуя двухмоторный японский бомбардировщик, но это было над монгольской территорией.
На поиск один за другим вылетали самолеты-разведчики и каждый раз возвращались без результата…
На рассвете еле державшийся на ногах Кравченко кое-как добрел до одного из аэродромов… Днем, в сорокаградусную жару, под палящим солнцем и без капли воды, идти было невозможно… Ночью наступала прохлада, и он шел.
Осталось выяснить, каким же образом японцы узнали об исчезновении Кравченко. Очевидно, им где-то удалось подключиться к телефонным проводам, связывающим аэродромные точки со штабом. Никак иначе они не могли бы узнать, что Кравченко не вернулся на аэродром ».
20.08.39 г. началась операция по окружению японской группировки в районе реки Халхин-Гол. В течении недели ожесточенных боев летчики полка под командованием майора Кравченко произвели 2404 вылета, сбили 42 истребителя и 33 бомбардировщика противника.
Всего в ходе боев у реки Халхин-Гол с 20 июня по 15 сентября 1939 г. 22-й иап произвел 7514 вылетов, уничтожил 262 японских самолета, 2 аэростата, много техники и живой силы противника .
Майор Кравченко за время боев на Халхин-Голе провел 8 воздушных боев, сбил 3 самолета лично и 4 в группе.
29.08.39 г. за образцовое выполнение боевых заданий и выдающийся героизм, проявленный при выполнении боевых заданий, дающий право на получение звания Героя Советского Союза майору Кравченко Григорию Пантелеевичу было присвоено звание дважды Герой Советского Союза. Правительство МНР наградило его орденом «За воинскую доблесть» (10.08.39).
Кроме самого Кравченко, еще тринадцать летчиков 22-го иап было удостоено звания Герой Советского Союза, 285 человек — награждены орденами и медалями, а полк стал Краснознаменным.
В начале сентября 1939 г., еще до завершения боев на Халхин-Голе, началось сосредоточение авиации в западных приграничных округах — предстоял освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию.
12.09.39 г. группа Героев Советского Союза на двух транспортных самолетах вылетела из района реки Халхин-Гол в Москву. В Улан-Баторе советских летчиков приветствовал маршал Чойбалсан. В их честь был дан обед.
14.09.39 г. героев Халхин-Гола встречали в Москве представители Главного штаба ВВС и родные. В Центральном Доме Красной Армии состоялся торжественный обед.
В зале прибывших встретил Ворошилов. Он отечески обнял Грицевца и Кравченко и посадил их рядом с собой за стол.
Был поднят бокал за победу на Халхин-Голе, за дружбу монгольского и советского народов, за отважных летчиков. Климент Ефремович подошел к столику, где сидели Пантелей Никитович и Мария Михайловна Кравченко. Он крепко пожал руки родителям героя и поздравил их с присвоением сыну звания дважды Герой Советского Союза.
Сразу после приема Кравченко выехал в Киев, чтобы принять участие в освобождении Западной Украины. Был советником командира авиадивизии.
2.10.39 г. майор Кравченко был отозван из Киевского военного округа и назначен начальником отдела истребительной авиации Главного управления ВВС РККА. Кравченко была выделена квартира в Москве на Большой Калужской улице (ныне Ленинский проспект). Родители, младшие брат и сестра переехали к нему.
4.11.39 г. в Кремле состоялось первое вручение медали «Золотая Звезда», учрежденной 1.08.39 г. На приеме присутствовали шестьдесят пять Героев Советского Союза. Первым для награждения был вызван Кравченко. Председатель ЦИК СССР Калинин вручил ему две медали «Золотая Звезда», в т.ч. вторую медаль за № 1.
7.11.39 г. Кравченко как выдающемуся летчику была оказана честь вести традиционную пилотажную пятерку истребителей над Красной площадью по случаю 22-й годовщины Великого Октября.
Эта традиция зародилась в 1935 г. Первую пятерку истребителей над Красной площадью 1.05.35 г. вел Чкалов. В 1936-38 гг. этой чести были удостоены летчики-испытатели Степанчонок, Серов и Супрун.
На этот раз готовились две пятерки истребителей. Первую возглавлял майор Кравченко, вторую — полковник Лакеев. Летчиков беспокоило больше всего то, что шли постоянные дожди, и на праздник синоптики не обещали хорошей погоды. К сожалению, на этот раз они не ошиблись. Над столицей нависли тяжелые серые тучи, моросил дождь впеbr /ремешку со снегом.
Военный парад шел своим чередом. Все ждали, посматривая на беспросветное небо, покажутся ли в такую непогодь летчики? И люди не обманулись. Разрывая тучи, над самой крышей Исторического музея метеорами пронеслась десятка огненно-красных истребителей. Они взмыли над Красной площадью и стремительно исполнили серию фигур высшего пилотажа.
Вечером на торжественном приеме участников парада Сталин поздравил Кравченко с наградами и, посмотрев на широкую грудь Героя, сказал:
— Место и для следующей звезды есть!
Григорий Пантелеевич смутился:
— Товарищ Сталин, вы на своих плечах несете огромную ношу и ответственность за страну, но на вашей груди нет орденов. Мне как-то даже неудобно стоять рядом с вами и блистать звездами. Давайте, я привинчу одну из них на ваш китель. Это будет справедливо.
Сталин, прищурив глаза, улыбнулся в усы и сказал:
— Товарищ Кравченко, гордитесь вашими звездами, они за мужество и подвиги вам даны. Наше правительство отмечает такими наградами выдающихся людей, чтобы трудящиеся массы широко их знали, подражали им, стремились повторить боевой или трудовой подвиг. У нас же другая работа и положение. Нас и без орденов знают .
В ноябре 1939 г. Кравченко был выдвинут кандидатом в депутаты Московского областного Совета депутатов трудящихся (в декабре его избрали).
В последней декаде ноября Кравченко вместе с отцом и матерью поехал на отдых в Сочи. Обслуживающий персонал санатория больше всего удивило, что прославленный летчик приехал с родителями. А он удивлял их все больше. Сделав зарядку, шел с отцом и матерью к морю, в парк. То катал их на катере, то нес с базара корзину винограда и фруктов. Но долго отдыхать ему не пришлось.
Узнав о начале войны с Финляндией, Кравченко от себя и от имени группы товарищей, находившихся на отдыхе в Сочи, послал телеграмму Ворошилову. В ней летчики просили разрешения выехать немедленно на фронт, чтобы принять участие в боях с белофиннами. Ответ пришел быстро: «Согласен. Выезжайте. Ворошилов».
Участвовал в советско-финской войне с декабря 1939 г. Командовал Особой авиагруппой.
15.12.39 г. Ставка Главного командования приняла решение о создании авиабригады под командованием майора Кравченко. Первоначально авиагруппа Кравченко (или Особая авиагруппа) состояла из двух полков – бомбардировщиков СБ и истребителей И-153 и дислоцировалась на острове Эзель (Даго) в Эстонии, но постепенно увеличилась до шести авиаполков (71-й истребительный, 35-й, 50-й и 73-й скоростные бомбардировочные, 53-й дальнебомбардировочный и 80-й смешанный авиаполки). В оперативном отношении бригада подчинялась начальнику ВВС РККА комкору Смушкевичу. Во время боевых действий эта бригада часто помогала 10-й смешанной авиабригаде ВВС БФ при организации совместных ударов по финским портам и броненосцам. Распределение целей между бригадами было таким: 10-я бригада бомбила порты западного и юго-западного побережья Финляндии, а также транспорты и боевые корабля противника в море, а группа Кравченко – населенные пункты в центральной и южной Финляндии .
Если погода была сложной, а задание особо ответственным, во главе групп непременно шел сам командир.
За мужество и героизм, проявленные в боях с белофиннами, 12 летчиков Особой авиагруппы было удостоено звания Герой Советского Союза .
В декабре 1939 г. Кравченко было присвоено воинское звание полковник.
19.01.40 г. он был награжден вторым орденом Красного Знамени.
19.02.40 г. ему было присвоено воинское звание комбриг.
14-17.04.40 г. состоялось совещание при ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии.
15.04.40 г. на совещании выступил комбриг Кравченко. Он доложил собравшимся об опыте действий Особой авиагруппы.
Кравченко отметил: «Особая авиагруппа, расположенная в Эстонии, действовала по финнам по заданию Центра самостоятельно, без непосредственного взаимодействия с наземными войсками.
Я хочу сделать выводы по нашей работе. Первый вывод. Авиация прошла много войн, но впервые встретила трудные метеорологические условия, отсюда летный и штурманский состав имел большие недостатки — много блуждал. Надо будет учесть, что бомбардировщики, особенно дальние, работали хуже, чем ближние СБ. Им надо будет дома дать большую тренировку на полный радиус, а не по треугольнику, как у нас было.
Второй вывод — это в отношении бомбометания. Нужно признать, что огонь у нас мощный. Бомбардировщики много бомб берут, но точность у нас недостаточная и особенно плохая точность по узким целям, как железнодорожные станции и мосты. Здесь нам нужно будет сделать следующий вывод: во-первых, у нас плохой прицел на бомбардировщиках, и в отношении прицела надо потребовать от конструкторов заменить существующий прицел, особенно на СБ, потому что на СБ прицел не годится, СБ бомбит плохо. Во-вторых, в части бомбометания. Я много занимался этим вопросом, особенно бомбометанием по городам. Прицел для городов был подходящий. Теперь о бомбардировке железных узлов. Нужно отметить, что тов. Сталин уже делал замечание в процессе войны, что железнодорожный узел вывести из строя невозможно, и это подтвердила практика, потому что на такие железнодорожные узлы, как Тампере, Рахимяки, Ханамяки, по 120-130 бомбардировщиков налетало, а на следующий день мы видели, что этот узел работал… Для этого требовалось противнику 5-6 часов, материалы были на месте, и все быстро восстанавливалось. Разрушить полностью большой железнодорожный узел очень трудно, для этого потребуется много авиации…
Противником станции быстро восстанавливались, потому что засыпать воронку не требуется много времени. Поэтому мы перешли в последнее время на бомбардирование перегонов и мостов. В отношении мостов прицел не отработан, так как бомбардировщики бомбят только с горизонтали, а пикирующих бомбардировщиков не было. Чтобы попасть с горизонтали в такую цель, как мост, нужно затратить большое количество самолетов. Например, по заданию тов. Сталина мост через р. Кюмань должен был подвергнуться бомбежке. Мы направили на выполнение этой задачи 80 бомбардировщиков, которые бомбили с высоты 1200 м. Вытянулась длинная кишка, и в мост попала только одна бомба. Потратить такие силы и иметь попадание только одной бомбы доказывает, что мы еще на сегодня с этой важной задачей не справились…
Нужны пикирующие бомбардировщики. Мы в процессе войны на истребителей возложили эту задачу. На истребитель подвешивали по 200 кг бомб, и они успешно бомбили, но точного попадания истребители не дали. Отсюда я считаю, что нам нужно строить пикирующие бомбардировщики и создать хороший прицел…
Для деморализации железнодорожного движения противника лучше всего уничтожать его подвижной состав — паровозы и вагоны, особенно паровозы. Мы пробовали уничтожать паровозы. Для этого мы посылали истребителей с бомбами и патронами, но нам нужны штурмовики с пушками, а их пока еще нет.
Об аэродромах. Самым тяжелым вопросам, если бы продолжалась война, был бы вопрос с аэродромами. Поэтому в мирное время нужно летать весной и осенью. Авиация должна быть в небе круглый год… Мы большого опыта еще не имели, а как наступает весна или осень, так у нас начинаются отпуска. Надо поставить задачу летать круглый год… До сих пор этот вопрос у нас не стоял.
Вопрос организационного порядка. Когда мы приехали с предыдущей войны в Монголии, встал вопрос о том, чтобы управление бригад ликвидировать. У меня, например, было 6 авиаполков, которые входили в авиагруппу. Надо сказать, что руководство при таком положении было более оперативным и было больше инициативы у полков… Бригады ничего не делали, потому что через их голову командовали, а они подчинялись непосредственно генеральному штабу и ими достаточно руководства не было… Можно из 5-6 авиаполков создать авиадивизию ».
В апреле 1940 г. Кравченко было присвоено воинское звание комдив.
5.06.40 г. в связи с введением генеральских званий для высшего командного состава РККА ему было присвоено воинское звание генерал-лейтенант авиации.
После окончания советско-финской войны Кравченко занимался созданием и обустройством авиабаз в Прибалтике, а с июля 1940 г. командовал ВВС Прибалтийского особого военного округа.
23.11.40 г. Кравченко поступил на Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава Красной Армии при Военной академии Генштаба.
22-23.12.40 г. в Москве состоялось совещание высшего руководящего состава Красной Армии, на которых с докладом «Военно-Воздушные Силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе» выступил начальник Управления ВВС РККА Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Рычагов. Этот доклад вызвал ряд критических замечаний.
Кравченко в своем выступлении высказался против децентрализации ВВС и раздачи авиации корпусам и дивизиям: «Если мы начнем вскрывать [причины] поражения воздушных сил Франции, Польши, то возникает вопрос о том, что в их организации воздушных сил не было единого централизованного руководства, т. е. не было одного, у кого были бы все нити этих воздушных сил, чтобы ими можно было быстро маневрировать в тот или иной ответственный момент.
Вторая сторона — организационная. Если взять Германию, тут действительно было централизованное управление воздушными силами и в нужный решающий момент все воздушные силы направлялись в ту или другую сторону, на тот или другой участок.
Я считаю, момент децентрализации воздушных сил, на что сейчас у нас многие склоняются (на раздачу авиации и прикрепление по корпусам), неправильным, я не склонен даже к дивизиям закреплять. Здесь нужно усмотреть следующее: основная сила авиации в том, что она может быть быстро, оперативно переброшена или может быть переброшен ее удар порядка на 300 — 200 км, чего наземные части, конечно, сделать не смогут. И эту силу авиации, ее качества нужно учитывать при организации воздушных сил. Это первое, на чем я хотел остановиться.
Второе — о господстве в воздухе. Господство в воздухе достигается безусловно (как правильно в докладе начальника воздушных сил отмечено) наличием у государства количества и качества самолетов и степени подготовки кадров, а также развитием сети аэродромов…
Безусловно, в господстве в воздухе играет колоссальную роль развитая сеть аэродромов… Я считаю правильным, как здесь было указано, что у одной-двух эскадрилий должен быть аэродром. И французы, и поляки потерпели [поражение] потому, что у них не было оперативного аэродрома, их застали на основных аэродромах, которые были уже в мирное время известны.
Своевременно предупредить нашу авиацию, базирующуюся в радиусе 50 — 100 км, о пролете авиации противника, имеющей скорость до 600 км, никакой пост ВНОС не сумеет, а если и предупредит, то к моменту вылета нашей авиации противник будет уже на аэродроме. Поэтому самолеты, на которые налетают, вылететь безусловно не смогут. Нужна помощь соседнего аэродрома. Это опять говорит о том, что необходимо развивать сеть аэродромов. Это будет одним из серьезных факторов в смысле помощи по завоеванию господства в воздухе…
Основным является воздушный бой. Я не верю тем данным, которые мы имеем в печати и которые говорят о большом количестве потерь самолетов на аэродромах. Это, безусловно, неправильно. Неправильно, когда пишут, что французы на своих аэродромах теряли по 500-1000 самолетов. Я основываюсь на своем опыте. Во время действий на Халхин-Голе для разгрома одного только аэродрома мне пришлось вылетать несколько раз в составе полка. Я вылетал, имея 50-60 самолетов в то время, как на этом аэродроме имелось всего 17-18 самолетов. Поэтому я считаю, что цифры, приводимые в печати, о потере самолетов на аэродромах, неправильные. Нужно считать, что основные потери противник будет нести в воздушных боях. Превосходство в воздухе будет определяться превосходством в количестве и качестве самолетов… Поэтому надо ориентироваться на это и готовиться в основном к сражению в воздухе.
Противник переходит к пушечному вооружению истребителей. Ясно, что пулеметным вооружением сейчас не достигнешь нанесения больших потерь… В развитии самолетостроения надо форсировать пушечное вооружение истребителей.
Тенденция распределения при взаимодействии авиации неправильная. Авиация вся должна находиться в руках командующего армией, потому что в различное время дня и часа различным корпусам нужно различно помогать. Может быть, одному корпусу нужна помощь, а другому не нужна и поэтому помощь нужно оказывать одному корпусу, а остальным не следует. Нужно сосредоточить всю авиацию в руках командующего армией…
В отношении прикрытия войск: часто командующий армией и командиры корпусов ставят задачу прикрыть расположение наземных войск с воздуха. Авиация с воздуха полностью не может защитить наземные части… Главное — господство, уничтожение противника в его глубине, тылах и на передовых в воздухе и на аэродромах ».
В марте 1941 г. после окончания КУВНАС он был назначен командиром 64-й иад Киевского Особого военного округа (12-й, 149-й, 166-й, 246-й и 247-й иап), которой командовал вплоть до начала Великой Отечественной войны.
Рассказывает полковник Емельяненко : «В июне сорок первого его срочно вызвали в Кремль.
— Какое бы назначение вы желали получить теперь? — спросил его Сталин. Кравченко доводилось с ним встречаться не раз.
— Товарищ Сталин, пошлите на дивизию, попробую потянуть…
— Ну что ж, поезжайте принимать дивизию.
Трудно теперь гадать, почему Кравченко не пожелал более высокого назначения, на что, безусловно, мог рассчитывать. Может быть, здесь была проявлена скромность, а возможно, на его решение повлияла судьба его боевых друзей. Прославленные летчики — сначала Смушкевич, а затем Рычагов были выдвинуты на пост начальника Главного управления ВВС Красной Армии, а затем несправедливо осуждены по наговору».
22.06.41 г. Кравченко был назначен командиром 11-й сад Западного фронта.
По состоянию на 21.06.41 г. в трех авиаполках дивизии насчитывалось 208 самолетов (в т.ч. 19 неисправных) . Из 157 боеготовых экипажей 61 был готов к выполнению боевых заданий ночью в простых, 43 — днем в сложных и лишь 17 — ночью в сложных метеоусловиях. 39 экипажей переучивались на новые машины .
Аэродромы базирования 11-й сад подверглись мощному удару фашистской авиации уже в первые часы войны.
Рассказывает Маршал авиации Скрипко: «В ночь на 22 июня 1941 года командир 11-й смешанной авиадивизии полковник П.И. Ганичев и штаб находились на командном пункте, размещенном в бетонированном бомбоубежище на окраине аэродрома Лида. Шли командно-штабные учения.
Около 3 часов утра по телефону позвонил начальник штаба 122-го истребительного авиаполка, ближе других находившегося к государственной границе:
— Со стороны границы слышен сильный шум танковых моторов…
Затем последовал новый доклад:
— Слышим нарастающий гул большой группы самолетов, объявлена боевая тревога! Командир полка и все эскадрильи полка выруливают для взлета на перехват противника.
Объявив боевую тревогу другим частям дивизии, полковник П.И. Ганичев на И-16 вылетел на аэродром 122-го истребительного авиаполка.
122-й полк в составе 53 самолетов И-16 и И-153 находился в воздухе: истребители шли на перехват врага. На аэродроме осталось 15 неисправных самолетов. Они-то и подверглись атакам фашистской авиации.
В развернувшемся воздушном бою даже на устаревших самолетах летчики 122-го авиаполка сбили 4 фашистских бомбардировщика До-215, несколько Ме-109. Это был первый воздушный бой. Бомбардировщикам гитлеровцев не удалось нанести организованный удар по аэродрому. Атакуемые советскими истребителями, они беспорядочно сбросили свои бомбы на второстепенные объекты и ушли на запад.
Командир авиадивизии, объективно оценив обстановку, убедившись, что месторасположение аэродрома, находящегося рядом с границей, для нас невыгодно, принял решение оттянуть авиачасть несколько в глубину. Во главе 122-го авиаполка он прилетел на аэродром Лида, где находился его командный пункт. Но вскоре и над этим аэродромом появилась группа фашистских бомбардировщиков. Но приказу комдива звенья наших истребителей атаковали врага. Загорелся один Ю-88. Однако гитлеровцы все же прорвались к аэродрому Лида — на летное поле посыпались вражеские бомбы.
Полковник П.И. Ганичев не внял просьбам подчиненных, не ушел в бомбоубежище, где находился его командный пункт, даже не захотел лечь на землю, когда начали вокруг рваться бомбы. Тяжело раненный в живот осколками, по дороге в госпиталь он скончался. Вскоре получил ранение и вступивший в командование дивизией подполковник Л.Н. Юзеев. В сложной, напряженной боевой обстановке 11-ю смешанную авиадивизию возглавил подполковник А.В. Гордиенко, командовавший до этого 127-м истребительным авиаполком. Получив донесение поста ВНОС о том, что немецкие самолеты держат курс на аэродром, где базировался 16-й ближнебомбардировочный авиаполк, А.В. Гордиенко поднял 127-й истребительный авиаполк наперехват. В районе населенных пунктов Черлена, Мосты, Гродно летчики этого полка дерзко атаковали группу самолетов противника и сбили 4 бомбардировщика и 3 истребителя, потеряв 4 своих машины.
Немецкие бомбардировщики, сопровождаемые истребителями, численностью от 10 до 30 самолетов неоднократно подвергали налетам все шесть аэродромов 11-й смешанной авиадивизии. Над ними не прекращались упорные бои. В результате летчики 122-го и 127-го истребительных авиаполков за первый день войны в воздушных боях сбили 35 фашистских самолетов, в том числе: истребителей Ме-109 — 17, двухмоторных истребителей-бомбардировщиков Ме-110 — 11 и бомбардировщиков Ю-88 — 7 ».
Дивизия понесла огромные потери. Из 208 самолетов уцелело лишь 72. Личный состав, бросая все, что нельзя было взять с собой, отходил на восток. Остатки авиаполков находились на разных аэродромах, без надежной связи, не было транспорта для переброски в тыл батальонов аэродромного обслуживания, горючего, боевого снаряжения. В таком состоянии и принял Кравченко дивизию.
Вспоминает генерал-полковник Полынин: «Самым тревожным участком на фронте был левый фланг. Там фашисты сосредоточили большие силы, и все время угрожали нам прорывом. На этом фланге дислоцировалась 11-я смешанная авиационная дивизия в составе пяти полков . Ею командовал… дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Г.П. Кравченко…
Дивизия перешла к нам с Центрального фронта и в ходе беспрерывных боев была основательно потрепана. Один из ее полков имел на вооружении истребители Як-1, второй — истребители И-16, третий — штурмовики Ил-2, четвертый был бомбардировочный. Г.П. Кравченко, имевший за плечами богатый боевой опыт, умело распоряжался своими силами. Он рассредоточил части так, что немцы, сколько ни старались, не смогли их обнаружить.
На долю этой дивизии выпала нелегкая задача. Экипажи ее ни днем, ни ночью не знали покоя. Приходилось отражать и налеты врага, и наносить удары по его танкам и пехоте. Самолеты отруливали за границу аэродромов и тщательно маскировали. Дивизию Кравченко мы ставили в пример другим.
Григорий Пантелеевич нередко сам водил в бои большие группы самолетов. Приходилось сдерживать смельчака.
— Не рискуйте без надобности, — все время внушали мы Кравченко. — У вас же хорошие обстрелянные кадры командного состава.
— Кадры-то есть, да самолетов кот наплакал, — отшучивался в таких случаях Кравченко».
1.07.41 г. в состав 11-й сад был включен 4-й шаппод командованием майора Гетьмана. Полк имел на вооружении новейшие штурмовики Ил-2.
Полковник Емельяненко вспоминает: «На аэродром к штурмовикам часто наведывался на своей «эмке» генерал-лейтенант Кравченко. Возможно, эти наезды не были бы такими частыми, если бы не постоянная порча линий связи. Автомобиль служил ему подвижным пунктом управления, где он проводил большую часть времени, мотаясь по аэродромам. Покидал он свою машину для того, чтобы поставить боевую задачу или во время перекура перекинуться парой слов с летчиками, пошутить, приободрить их. «Еще немножко, и мы им начнем хребет ломать!» — частенько говаривал он. Комдив вел себя запросто с рядовыми летчиками, несмотря на то, что от них его теперь отдаляли и высокое воинское звание, и заслуженная слава.
Кравченко, бывало, пересаживался из автомобиля в свой ярко-красный истребитель, чтобы сцепиться с фашистами. «Мессершмитты» яростно набрасывались на приметный самолет, уступавший им и в скорости и в огневой мощи. Несмотря на подавляющее численное превосходство, фашистским летчикам никак не удавалось сразить «красного дьявола». Но и Кравченко в воздушных боях уже не мог проявить себя так, как недавно на Халхин-Голе и в финскую. Слишком много было преимуществ у противника в этой большой войне, не похожей на все предыдущие».
2.07.41 г. за уничтожение девяти переправ через Березину личный состав 4-го шап получил благодарность от командующего Западным фронтом.
К 4.07.41 г. из шестидесяти пяти самолетов Ил-2, имевшихся в полку к началу войны, осталось только девятнадцать, погибло двадцать летчиков.
Ранним утром 9.07.41 г. штурмовики 4-го шап нанесли сокрушительный удар по аэродрому в Бобруйске. В течение дня они совершили еще два налета. Была выведена из строя взлетно-посадочная полоса и уничтожено до семидесяти самолетов противника.
К 10.07.41 г., когда началось Смоленское сражение, 4-й шап имел в своем составе всего десять штурмовиков Ил-2 и восемнадцать летчиков.
20.08.41 г. на аэродроме Писаревка полк передал три оставшихся самолета 215-му шап и убыл на переформирование в г. Воронеж.
Но Кравченко не забыл о нем. Он потребовал срочно представить списки на награждение летчиков, отличившихся в июне-августе на Западном фронте. Наградные листы сгорели во время бомбежки, но по приказу комдива были восстановлены.
4.10.41 г. Указом Президиума ВС СССР за отличное выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество 4-й шап был награжден орденом Ленина, а его командиру майору Гетьману было присвоено звание Герой Советского Союза. Орденами и медалями были награждены 32 летчика и техника полка.
В конце ноября 1941 г. в районе Ряжска под командованием генерал-лейтенанта авиации Кравченко была сформирована Резервная авиагруппа в составе 40 самолетов. Ядром авиагруппы стала 11-я сад. Группа предназначалась для поддержки войск, отражавших удары 2-й немецкой танковой армии.
Совместно с частями дальнебомбардировочной авиации авиагруппа действовала против частей противника, развивавшего наступление на Михайлов и Павелец.
В начале декабря 1941 г. она была перебазирована в район Скопина и Новомосковска и вела боевые действия по наступающим немецким войскам в районе Тулы и Малоярославца.
13.02.42 г. Резервная авиагруппа генерала Кравченко была преобразована в Управление ВВС 3-й армии Юго-Западного фронта.
Вспоминает маршал авиации Руденко: «Левее занимала фронт 3-я армия Юго-Западного фронта. Ее авиацией командовал известный советский летчик дважды Герой Советского Союза генерал Г.П. Кравченко. К нему, в штаб, мы и выехали, познакомились. Ему в то время было тридцать лет…
С первых дней Великой Отечественной войны Кравченко — в действующей армии. Наблюдая за ним на Юго-Западном фронте, я убедился, что он действительно рожден для воздушного боя — необычайно крепкого телосложения и в то же время подвижный, с зоркими глазами и уверенными движениями. Как командир он действовал решительно, наладил четкое взаимодействие авиации с наземными войсками. За время боев на фронте части ВВС 3-й армии под командованием Кравченко уничтожили 27 вражеских самолетов, 606 танков, 3199 автомашин с войсками и военными грузами.
Кравченко считал, что истребитель — это не профессия, а призвание, что каждый воздушный бой требует не только отваги, но и творчества и что командир должен сам постоянно летать.
— Ведущий — я, — говорил генерал и шел во главе эскадрилий».
Вспоминает генерал-майор авиации Кондрат: «Он отличался от привычного типа командиров. Казалось, ничто его не может вывести из равновесия. Сдержанный, рассудительный, внимательный к людям, обаятельный. Его часто можно было видеть в кругу летчиков, техников, бойцов батальона аэродромного обслуживания. Его воля и решительность, его командирское мышление проявлялись не броско, не кричаще, а как-то по-особому спокойно и просто».
В марте-мае 1942 г. Кравченко командовал ударной группой № 8 Ставки ВГК.
Опыт применения авиации в битве под Москвой показал, что наиболее эффективные результаты ее действий достигаются при централизованном управлении авиационными соединениями, входящими в состав фронта, и сведении их в крупные авиационные объединения. Исходя из этого опыта, в мае 1942 г. было принято решение о ликвидации армейской авиации.
В мае 1942 г. на базе Управления ВВС 10-й армии была сформирована 215-я истребительная авиационная дивизия.
23.07.42 г. генерал-лейтенант авиации Кравченко был назначен ее командиром.
20.10.42 г. формирование дивизии было окончено, она была включена в состав 2-го иак и убыла на Калининский фронт.
В январе 1943 г. 215-я иад была переброшена на Волховский фронт и выполняла задачи обеспечения войск Волховского и Ленинградского фронтов по прорыву обороны противника и снятию блокады с Ленинграда.
С 12 по 18 января 1943 г. летчики дивизии провели 70 воздушных боев, сбили 48 истребителей и 9 бомбардировщиков.
22.02.43 г. за организацию успешных действий дивизии в ходе прорыва блокады Ленинграда генерал-лейтенант авиации Кравченко был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени.
23.02.43 г. утром Кравченко прибыл в расположение 2-го гиап.
Генерал-майор авиации Кондрат вспоминает: «Показался «виллис»… Машина командира дивизии генерал-лейтенанта Кравченко. Выходя, он наклонился, чтобы не задеть папахой край брезентовой кабины. Приостановил мой доклад, поздоровался. Бросил перчатки на капот «виллиса», вытер сверху вниз ладонями лицо, словно умылся.
— В последние дни не удается выспаться — по ночам вызывают к начальству. Требуется, чтобы взаимодействие с наземными частями было, как часы. Все утрясаем да утрясаем…
Огляделся, улыбаясь такому чудесному дню, щурясь от слепящего снега.
— Ну, ладно, полюбовались и хватит. — Расстегивает шинель. — Пусть подготовят мне самолет. Вылетит группа из полка Кузнецова — я ее возглавлю.
Существует приказ, ограничивающий участие в боях командного состава. Так было потеряно много лучших командиров авиации, особенно в первое время войны.
— Не надо вам, Григорий Пантелеевич, лететь. Сейчас там очень сложно.
Несколько тяжеловатый подбородок и острый внимательный взгляд придают его лицу строгое выражение. Но стоит только появиться улыбке — и лицо сразу становится молодым, почти юношеским, даже озорным.
— Вот видишь, — мгновенно реагирует он на мои слова, реагирует почти с радостью, словно я попался, — сам говоришь: сложно, значит, тем более командир должен быть там.
Он медленно, неспешно надевал меховую куртку, которую возил с собой в машине.
— Кроме того, — продолжал — сам должен понимать: нельзя командовать только с КП. Хорошо это, если летчики будут думать: командир дивизии не участвует в боях, трусит, что ли?
— Вы — дважды Герой, кто так подумает?
— Ладно-ладно, дифирамбы потом… — Уже направляясь к самолету, повернулся, опять улыбаясь и щуря веселые глаза. — Да, вот что. Вечером приеду вручать награды, У тебя сегодня много будет именинников. Как самодеятельность — подготовили новую программу? Пусть будет праздник как праздник…
Появляется над нами эскадрилья из соседнего полка.
— Кузнецов точно по часам. Давай и мы, — скомандовал Кравченко.
Он выруливает, машина идет на взлет. Поднимаю и я свою шестерку.
Группы расходятся. Теперь слышу комдива только по радио.
— Я — ноль первый, — это он. — Смотреть внимательнее».
Они взлетели в 12.45. Набрали высоту 3000 метров. Видимость была несколько затруднена из-за дымки. Летели парами: Кравченко — Смирнов, Кузнецов — Питолкин, Ракитин — Сапегин, Алифанов — Сенин.
Восьмёрка Ла-5 взяла курс на Синявинские высоты, что в 10-12 километрах от Шлиссельбурга.
На командных пунктах полков, дивизии, корпуса внимательно следили за радиообменом с самолётами. Кравченко попросил полковника Трояна, находившегося на главном пункте наведения, сообщить воздушную обстановку.
— В районе Синявино на высоте 1500 метров находится один Ме-109 и пара Ме-110, — передал Троян.
— Вижу. Атакуем!
Группа советских самолётов вступила в бой. Лейтенант Сенин сходу с 50 метров прошил Bf.110 пушечной очередью. Вражеский самолёт пошёл со снижением, Сенин преследовал его, пока тот не врезался в землю. Два других «мессера» стали уходить пикированием в сторону железнодорожной станции Мга. Группа Ла-5 устремилась за ними. В это время немного южнее станции Мга немцы подняли в воздух с близлежащих аэродромов большую группу истребителей. Они шли в два яруса: сверху Bf.109 и Bf.110, внизу FW.190.
В 13.20 разгорелся жестокий воздушный бой. Наши истребители отважно отбивались от вражеских атак, и сами атаковали неприятеля. Майор Николай Алифанов с близкой дистанции сбил Bf.110, а потом — FW.190.
Бой длился уже 40 минут, его центр сместился почти к самой линии фронта. В круговерти Алифанов потерял из вида товарищей. После нескольких атак была пробита лопасть винта его самолёта, а сам он ранен. Но все-таки ему удалось дотянуть машину до расположения полка. Был ранен в голову и старший лейтенант Питолкин. Его повреждённый Ла-5 приземлился на полувыпущенные шасси на своём аэродроме. Перед выходом из боя он был свидетелем, как Кравченко сбил один Bf.109 и один FW.190. Кузнецов и Смирнов прикрывали комдива.
В 14.45 начальник штаба 263-го авиаполка майор Мороз направил донесение в штаб корпуса, в котором сообщил, что не вернулись из боя генерал Кравченко, майор Кузнецов и старший лейтенант Смирнов.
К 15.00 было получено сообщение командира одной из стрелковых дивизий о том, что в 3 километрах от передовой, в районе расположения артиллерийского полка, покинув неуправляемый самолёт, погиб генерал Кравченко…
Свидетелями последнего боя Григория Пантелеевича Кравченко оказались артиллеристы 2-й батареи 1-го дивизиона 430-го гаубичного полка большой мощности, действовавшего в составе 2-й ударной армии. В тот день батарея вела огонь по Ситнявинским высотам. В небе с самого утра барражировали наши самолёты. То тут, то там возникали воздушные бои.
Старший лейтенант Матвеев и лейтенант Шанава находились на огневой позиции, расположенной в балке, окружённой лесом. Они наблюдали бой четвёрки советских истребителей с превосходящими силами противника на высоте примерно 1000 метров. Среди нашей четвёрки особо выделялся стремительностью своих атак один истребитель.
Полковник в отставке Павел Матвеевич Матвеев, свидетель того воздушного боя, рассказывал, как они, артиллеристы, изумились отваге лётчика, виртуозности и смелости его пилотажных приёмов. Такого лихого пилота они видели впервые.
Вот не выдержав лобовой атаки, немец рванулся вверх. Наш лётчик дал по врагу короткую очередь, и тот круто пошёл вниз, оставляя за собой чёрный шлейф дыма. В это мгновение два Bf.109 упали сверху на истребитель героя. Он уклонился от атаки и так низко вышел из пике, что преследующий его «мессер», не успев сманеврировать на малой высоте, врезался в землю.
Наш пилот резко бросал самолёт то в одну, то в другую сторону с одновременным снижением, уходя из-под удара противника и тут же занимая выгодную позицию для очередной атаки. Лётчик взмывал вверх, делал крутые виражи, и трудно было уследить, как он оказывался в хвосте «фоккера». И что особенно удивительно, он переворачивал машину и так расстреливал вражеские самолёты, сбив ещё один немецкий истребитель.
Казалось, бой длился бесконечно долго. Самолёты поочерёдно выходили из схватки: возможно, кончалось горючее. Нак 14-17.04.40 г. состоялось совещание при ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии.онец, отважный лётчик остался один против пары немецких истребителей, которые нападали на него сверху. Умелым маневром он ушел из-под удара и после резкого разворота зашел в хвост вражеской машине. Очередь с короткой дистанции — и задымил, падая ещё один сбитый им самолёт, уже четвёртый!
И вдруг Ла-5 пошёл со снижением к земле. От него отделилась тёмная фигура лётчика. Артиллеристы ждали с замиранием сердца, когда же раскроется парашют. Но парашют не раскрылся… Лётчик упал почти рядом, на бруствер, около орудия.
Матвеев и Шанава подбежали к пилоту, расстегнули ворот тёмно-синего комбинезона. Сердце лётчика ещё билось, он шевелил губами, пытался что-то сказать, но тут же потерял сознание.
По найденному в кармане документу установили, что это был дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Григорий Пантелеевич Кравченко. Артиллеристы знали его по газетам ещё с 1939 года. Они осторожно положили генерала на плащ-палатку и перенесли его в землянку, где размещался санитарный пункт. Фельдшер сделал укол, наложил повязки на пулевые раны. Они были не тяжёлые: сквозное ранение левой руки и левого бедра. Лётчику делали искусственное дыхание. Он был жив часа полтора, но в сознание так и не пришёл…
Артиллеристы сообщили о случившемся в штаб и вскоре оттуда пришла санитарная машина.
Полковник авиации в отставке Михаил Абрамович Уфимцев, бывший инженер 215-й авиадивизии, вспоминает, что он вместе с политработником Павлом Андреевичем Виноградовым и небольшой группой техников в 16.00 выехали к месту гибели своего комдива. Сгущались сумерки зимнего дня, начался снегопад. С трудом нашли землянку санитарного пункта стрелковой дивизии. Майор медицинской службы сообщил о причине смерти генерала Кравченко. Вошли в землянку. Комдив лежал на столе. В правой руке намертво зажато вытяжное кольцо парашюта с обрывком перебитого тросика. Очевидно, огненная трасса вражеского истребителя пришлась по кабине, нарушив управление самолётом, ранив пилота и перебив вытяжной тросик парашюта.
Очевидцы гибели лётчика рассказывали, что самолёт генерала летел на высоте не более 300 метров. После того, как лётчик покинул кабину, самолёт снижался тем же курсом и упал в 1,5-2 километрах, в мелколесье.
Части 215-й истребительной авиационной дивизии выполнили приказ командования по прикрытию наземных войск над полем боя 23.02.43 г. Всего за день было проведено 67 боевых вылетов, в 7 воздушных боях, согласно официальным донесениям, сбито 5 немецких самолётов. В донесение не были включены самолёты, сбитые Кравченко и другими, не вернувшимися лётчиками — Кузнецовым и Смирновым .
28.02.43 г. дважды Герой Советского союза генерал-лейтенант авиации Григорий Пантелеевич Кравченко со всеми почестями был похоронен в Кремлевской стене на Красной площади.
Приказом министра обороны СССР № 76 от 31.10.55 г. он был навечно зачислен в списки 3-й эскадрильи 22-го истребительного авиационного Краснознаменного полка .
Именем героя названы улицы в Москве, Кургане и средняя школа в селе Звериноголовск.
Дважды Герой Советского союза (22.02.39, 29.08.39). Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом «Знак Почета», орденом Отечественной войны 2-й степени, орденом «За воинскую доблесть» МНР.
Литература:
Герои огненных лет. Кн. 6. – М., 1983. С. 5-12
Григорьев Г.К. Две Звезды. – М., 1970.
Дважды Герои Советского Союза. – М., 1973. С. 110-111
И генерал, и рядовой. – Днепропетровск, 1983. С. 15-21
Кузнецов И.И., Джога И.М. Первые Герои Советского Союза (1936-1939). — Иркутск: Вост.-Сибирское кн. изд., 1983. С.77-79

http://www.geroi.apifarm.ru/doc/3/2/5
С военно-историческим авиаприветом В.Сигаев.